–       Ах, ты моя хорошая. Ты прошла через такое, что даже заклятому своему врагу я такого не пожелаю. Помню я те дни, когда царила во всей республике кутерьма. И именно «благодаря» таким вот барышникам, которые, не гнушаясь, боролись друг с другом за власть и за деньги, а также, по бесчинству врага, вся твоя жизнь и пошла под откос. Прошу тебя, не заводи себя, вот увидишь, рано или поздно, но все станет на свои места.– и тут она страшась того, что таким темпом у подруги опять начнется нервный срыв, поспешно поменяла тему: - А я так устала от мирской суеты, что ищу места, где бы могла уединиться. – вполголоса, но с досадой вымолвила Ульвия, - И это предложение прозвучало как раз к месту. Представляешь, там - мертвая тишина, ну, просто идеальная обстановка для спокойного отдыха. Не такая сутолока, как в пляжах.

–       Любопытно, чего же они ищут в том острове? Неужто, ракушек? – с насмешкой спросила Тюркан, как Уля уверенно заговорила:

–       Нет, там имеются глыбы камней и ущелья, в которых гравированы некогда нарисованные первобытными людьми образцы письменности и, конечно же, изображения. Так вот, один из друзей Фаика, который и предлагает нам туда сходить, уверяет, что нам будет ужасно интересно увидеть эту местность. Может, и ты заодно напишешь какую-нибудь статью для очередного номера газеты?

Тюркан, немного поразмыслив, и не зная, что ответить подруге, уныло повисла головой, но, все же, не сумев усмирить любопытства, осведомилась:

–       А как же она называется - эта ваша местность-то? А может, Пираллахы? Если мне не изменяет память, то там навалом таких доисторических памятников.

На что Ульвия, делая жест руками и лишь пожав плечами, безмятежно высказалась, словно это и вправду не имело для нее большого значения:

–       Если честно, то я точно не помню его названия, да и к чему оно мне, хоть бы на край земли, самое главное, была возможность остаться с собою наедине. Но для успокоения твоей души, считаю долгом сообщить, что туда едут семьями, а располагается он где–то  поблизости.. Алята…

Тюркан, в недоумении устремив взгляд на свою подругу, уже решила для себя, что она не в себе от жары и мелит какую–то чепуху.

–       Грандиозно. Признаю, что впервые за всю свою жизнь наталкиваюсь на такое чудачество. – заявила она, подозрительно взирав на нее, - Отправляться на середину моря, точно не зная куда, да еще в такой духотище. Ты бы, в первую очередь, определилась бы, а уж потом рвалась бы на пикник. Ну, ты же, в конце – концов, не ребенок, чтобы прислушиваться только к словам каких–то приятелей кузена? – сказала она, но никакого значительного изменения в физиономии подруги не почуяла.

–       Без разницы. Ребята же уверяют, что нам не придется там считать мух, а мне и этого предостаточно. – беззаботно промолвила она, - И потом, столько островов имеются на Каспии, что их даже пальцами не сосчитаешь, и посему от нас, естественно, не требуется быть информированным про каждого из них по отдельности. А раз туда заезжают люди, то его, по крайней мере, никак не назовешь необитаемым. Очевидно, там уже соорудили какое-либо укрытие, где можно при желании отдохнуть и даже охлаждаться. Если нет, то и это не беда, прихватим с собой палатку.– сказала она, хотя эти слова так вздернули за живое Тюркан, что она чуть не закричала.

–       Прости, но у тебя в жизни все наверняка! Дорогая ты моя, ведь опереться только на одно предположение – натуральное идиотство! Тебе бы еще помолиться, чтобы там жара не поднялась до сорока-пяти градусов, а то и палатка вас не выручит. Из–за невыносимой жары вам придётся выйти наружу, а там к вам будут приставать комары или еще какие–то насекомые, которых там полным-полно и поскольку, они нападают на людей даже днем, то до конца потешного дня у вас даже живого места не останется. И плюс ко всему, подхватите малярию или же другую заразу….

Хотя эти слова и взбудоражили Ульвию, но она не собиралась отступать. Дернув уши в знак того, чтобы ей довелось избежать всего сказанного, ибо она очень следила за своей внешностью и страшно боялась болезни, она быстро заявила: 

–       «Обнадеживающие» же у тебя помыслы. Попросили у человека с дурным настроем, выговорить хотя бы одного благого слова, а он заявил: судя по всему, утро не настанет. – язвительно отозвалась она, но увидев, как Тюркан отвернулась от нее, вынуждена была взять свои слова обратно и извиняться, - Это я сгоряча. Прости, как бы я не ябедничала, тебе же хорошо известно, какого греха я таю за душою: время от времени вплескивать яд на окружающих меня людей.…, - сказала она, но Тюркан, которая решила не обратить особого внимания на язвительность подруги, покачав головою, ответила:

–       Ну, ладно, уговорила. Но я опять-таки покопаюсь в Интернете и выясню хотя бы названия этого островка. А у вас имеется разрешения относительно экскурсии? – спросила она, как Уля, беспечно взиравшая на неё, произнесла:

–       Ну, и к чему нам разрешения? Словно мы собираемся оттуда чего-то стибрить. Да он же просто желает лишь краешком глаза осмотреть эту местность. – заявила она и заметив, как Тюркан внимательно вникла к ее словам, облегченно вздохнула и оживленно продолжила свой рассказ,- Так вот, у него есть один знакомый, который владеет катером. Он нас туда и завезет. И вот о чем я, прежде всего, подумала. Тюркан, ты же всё время пишешь о каких–то исторических памятниках, это же твой конёк. А если нам удастся там обнаружить кое-чего интересного, то он, вероятно, и послужит для тебя выгодным материалом. Сама посуди, а вдруг там, на камнях, помимо изображений, есть какие–то минералы или же природные богатства?

–       Да уж, вы там кладом запасетесь. – не смогла опять сдержаться Тюркан и злобно усмехнулась. Но Ульвия, оставив без внимания ее реакцию, продолжала тараторить.

–       Нет, у нас не присутствует излишняя потребность к несметным сокровищам. От чрезмерного богатства тоже беду можно нажить. Но, Тюркан, неужели, тебя совсем не заинтриговало это предложение? Ну, ради меня, пожалуйста, давай съедем. Прошу тебя, не оставляй меня одну с мальчиками. Ну, пожалуйста, пожалуйста.….Мы же впервые в жизни выберемся на море. – всеми силами пыталась Уля возбудить интерес своей подруги, но она еще более с иронией высказала свои соображение по этому поводу.

–       Для этого достаточно было бы покататься если не на яхте, то хотя бы на пароходе. Вот недавно даже парусник завезли.

На этот раз Уле пришлось сморщить лицо и отвернуться от подруги, чтобы как–то на нее подействовать.

–       Скажи конкретно, едешь ты или нет?! – потребовала она настойчивее, и на ее лице, ни на шутку, появилось выражение негодования.

–       Ну, хорошо, твоя взяла. Надеюсь, что мне не придётся потратить времени попусту. А то у меня и без того уйма дел накопилось на послезавтра. Надо бы успеть уложиться. – заявила Тюркан, наконец–то решившись сдаться. Но тут Уля перепругнула от радости и взболтнула лишнего, что и дало основания для поощрения темы.

–       Мы тебя не подведем. Ну вот и отлично, завтра в десять утра мы к тебе заедем, а к вечеру все уже очутимся дома. – на что последовал более серьезный ответ.

–       Если, конечно, нам сопутствует удача.

–       Не бойся, нас монстры не сожрут,– заявила Ульвия, схватив ее за руку и шутя во имя того, чтобы как–то рассеять думы подруги. - И будь уверена, этот остров стоял там уже много лет, и ни разу не повалился сквозь землю и вообще, ничего страшного из себе не представляет. Все те, которые до нас туда сходили, возвратились оттуда в полном здравии и в сохранности. Так что, и мы уцелеем. И в интересной компании долгий путь покажется нам коротким, – сказала она, но затем, ощутив того, что ей так и не удалось развеселить подругу, тоскливо заявила: - А то знаешь, одно и то же. На днях и других парков на ремонт закроют, тогда уж не только отдохнуть, но даже дышать будет нечем от пыли.

–       А знаешь ли…? - вдруг спросила Тюркан, пожимая плечами и обернувшись, уставилась куда–то далеко, - каждое утро здесь пел один соловей и я неустанно ему внимала…И делал он передышку лишь тогда, когда город начинал оживляться. Очевидно, переполох, что охватывал город при рассвете, так и не запал в его душу. Но после того, как начали ремонтировать этот парк, этот излишний шум и пыль навеки прогнали его в неведомом направлении…Как знать, а может, она уже успела вить себе гнездо для своего птенца? Сколько же труда она туда вложила. И как же стало легко разрушать чей-то кров, откуда же такая злоба во всем мире? - на что подруга, так и не осмыслив сказанное Тюрканом, вымолвила:

–       Уж шибко ты любишь этих животных, а вот людей избегаешь.

Тюркан, подавленно открыв и обсушив бутылку, которую она купила, до того как зашла в парк и немного хмурясь, посмотрела  на небо, на парящих в небе птиц, а далее, обведя глазами детей, играющих прямо перед нею, внезапно промолвила: 

–       …. Видишь ли, бог создал людей и животных, на первый взгляд, так не идентичных друг - другу, но, а в принципе, очень даже схожих существ. Он обделил людей умом, руками и ногами, чтобы мы могли работать, не от кого не зависели и мыслили, не нанося при этом вред природе, ведь для планеты все живое много чего значит. А животных бог соорудил только конечностями, вероятно, для того, чтобы как-то облегчить условий их существования. Но, знаешь ли, они при всем своем несознательности, оказались сто раз умнее, милосерднее и признательнее нас, когда как мы взялись разрушить все то, к чему прикасаемся. И какие же мы все-таки пошлые, если имея все, и заодно мозг, избегаем труда и ищем для себя легкую наживу, тогда как животный мир пашет с утра до ночи и все ради того, чтобы добыть хоть какую-нибудь еду, отломать хоть какой-нибудь кусочек. И когда, он его находит, то он, как правило, не откусывает ту руку, который дает ему пропитания и не доедает все сполна, оставляя при этом пищу для других видов, а нам все мало и мало. Когда животный мир не уничтожает себе подобных и борется с другими особями во имя выживания, но даже это он предпринимает с достоинством, то мы, люди растаптываем друг - друга ради какой – то неимоверной выгоды, или же, во имя того, чтобы нашему положению в обществе, позавидовали друзья и знакомые, и тут мы забываем одного, - что почитание и уважение, которого мы удостаиваемся посредством своих беспредельных доходов или же благодаря тому, что нас боятся – это лишь лесть, покрытая занавесом лицемерия. А ведь уважение должен держаться в любви, а в не страхе. Лишь тогда она не убавиться и не заменить его презрение, когда мы потеряем все свое добро. Знаешь ли, большинство людей не признают свои ошибки и считают себя лучше всех. А если они, хотя бы один раз, проникнуться в свою суть, им только тогда удается осознать, насколько они омерзительны. Вот в чем человеческая беда, не признание своей вины…Но в силе ли мы уносить все свое добро в мир иной? Нет. Так зачем же оно нам? Ведь мы же, не умея предвидеть всего этого, со временем теряем себя самого и вместе с ним, наши человеческие качества. А потом, нам же хватает ума удивляться тому, куда же уплыл тот почет, с которым мы были когда-то так «благопристойно» вознаграждены? Ну, и к чему такие приоритеты в жизни, когда нам всем известен конец? Состояние, семья, имя, положение – все то, чего мы наживаем на этой земле, остается в этом же мире. Такие вещи, как смерть и разлука, даже богатства мира не в силах пересечь. Тогда, как же объяснить причину людской ненасытности? А может, это всего лишь бунт против Него за то, что он предписал нам единый конец, которого никак не избежать и с которым мы до конца жизни не миримся? Исключительно для всех единый конец. Ведь во всех плюсах есть свои минусы, то есть, наряду с достижениями, существуют и утраты. Формула жизни такова. Пришел, увидел, боролся, чего-то добился, порою посчитал себя всесильным, но не успел порадоваться жизни, как тебя одолела раскаяние, и ты отчаянно прощаешься с этим бренном миром, сознавая того, что ты оказался всего лишь его непостоянным жильцом. Взамен на все усилия, ты не получил от неё ничего утешительного и покидаешь его как жалкий тип. И когда человеку приходиться осмыслить всего этого, то и возникает чувство жалости к самому себе. Даже те, которым довелось в этой жизни заслужить имя, звания, уходят из этой жизни буквально ни с чем.