–       Спустя некоторое время, всех нас завезли сюда, и только здесь мы узнали, что находимся совсем близко от Турции, хотя мы и оказались в гулаге, принадлежащим русским, но, каким-то образом очутились среди своих. В здешних больницах работали ваши медсестры – турки азеринцы. Они и помогли бежать некоторым нашим собратьям, точно так же, как ваши солдаты пришли нам на помощь в Чанаккале. Вот и здесь на долю некоторых пленников с посредничеством ваших сестер, выпал прекрасный шанс для побега, да и город находился совсем близко, они хоть и с трудом, но смогли уплыть к другому берегу, а там их забрали к себе ваши рыбаки и помогли им добраться до родины. – говорил мальчик и заохал, как Тюркан сразу же спросила:

–       Ну, тогда зачем же ты не сбежал?

–       А я пытался, но меня задержали. – беспомощно заявил мальчик, после чего усталым тоном признался: - Да и оказался я слишком мал для того, чтобы преодолеть такое расстояние. Позже им стало ясно о том, что нашлись среди медсестер помощники, которые сыграли роль посредника и их всех расстреляли. Вместе с ними было истреблено и большинство наших пленных солдат. Еды не хватало, да и воды оказалось совсем немного. Нечем было нас накормить и напоить. А в летние времена года, некоторые из нас в оковах, тащились к морю и глотали там соленую воду Каспия. Да и блох и клопов было достаточно, чтобы это помогло некоторым пленным заразиться разными болезнями. Ох, как же я не любил лето, а когда наступала осень, одаривший нас ливнем, то мне приходилось радоваться от души. Для приговоренных к смерти и не ожидавших одолжение от врага, даже капля воды, – большая милость Аллаха, - может превратиться в большую отраду. Да и ветер, и дождь следует считать стихией наших предков. Но при всем этом, даже матери своему лютому врагу не пожелаю того, с чем нам пришлось здесь столкнуться. Помнишь ли ты эту пословицу? – внезапно поинтересовался он с этой деталью, но, после удостоверившись, как затерялась Тюркан в догадках, произнес: - Да это же ваше пословица.

–       Видишь ли, слишком мы уж гуманны. Именно в этом и заключается наша беда, а нашу сердечность некоторые так и принимают за бессилие. А тот народ, который породил Бабеков, Джаванширов, Хатаи и многих других не может быть бессильным. Но мы и не такие безумцы, как эти армяне, которые еще с раннего детства сеют в душу своих чад семена злобы. Это рано или поздно приведет их к деградации, – погрузилась с этими словами в думы Тюркан, после чего спросила: - А что случилось потом?

–       После меня заковали в кандалы за несколько попыток к бегству, и один из армян, который был выше в чине, стоя перед моей решеткой, сначала, уставился на меня внимательно, прищурился, а затем, передав русскому солдату винтовку, приказал: «Стреляй!». Не знаю, что тогда с этим солдатом случилось, но он отказался выполнять его распоряжение, - вымолвил мальчик, пожимая плечами.

–       И как же он смог ему противиться? – спросила женщина, как Мехмет в тот же миг промолвил:

–       Заявил, что он хотя и солдат, но не детоубийца. Тогда армянин его упрекнул: «Но ты же дал присягу перед родиной?» на что раздался такой ответ: «Нынче, мы не воюем, и он не солдат, а пленник, вот и не собираюсь я в него всадить пулю». Тут армянин злобно прошипел; «Откуда такая жалость и такое благодушие к этим псам мусульманам? А может, они тебя чем-то подкупили?». Эти слова так вздернули солдата за живое, что он почти что закричал: «Я не предатель! Хотя передо мной и противник, но я прежде всего человек, а уж потом солдат, а честь солдата не позволить мне поступить так с ребенком!». – и тут армянин вынув пистолет и произнеся: «Но ты одного забыл, что приказы командования не подлежать к обсуждению!» прицелился к его сердцу и пульнул…А может ли быть у зла доброты душевной? – внезапно с очередным вопросом обратился к Тюркану мальчик, после чего она, немного погодя, ответила:

–       Ну, знаешь ли, это щекотливый вопрос. Вероятно, что и для зла существует что – то сокровенное, чему он не в состояние посечь, хотя мне, как женщине, потерявшего самого близкого для меня человека, да и благодаря бесчинству зла, трудно в это поверить. Как бы там ни было, не только поджигатели резни, но и те, которые закрывают глаза на жестокость, да и не выражают свой протест по этому поводу, тоже тираны. А если честно, то планы, которые строятся в верхушках, приходиться выполнять именно обычным солдатам, чьи руки благодаря этим же кровопийцам - политикам пачкаются в крови невинных людей. Чудовищная вещь политика, каждый раз стольких светлых умов и безвинных душ уносит, да и всегда найдется тот, кто будет готов направить прицел на беспомощных людей, найдётся тот, кому суждено оказаться под прицелом, и найдутся и те, которые дав такое распоряжение, построят себе политическую карьеру посредством подобной бесчеловечной политики. И не стоит забывать про то, что рыба протухает не с хвоста, а с головы, отчего расплачиваться за злополучные деяния голов, приходиться именно хвостам. А вот головы, задумавшие такое зверство остаются на стороне и благополучно избегают от наказания, минуя всякие обвинения на свой счёт…. А что же потом стало с вами? – вознамерилась выяснить конечную часть рассказа Тюркан, как мальчик, к изумлению женщины, хладнокровно пожимая плечами, заявил:

–       Что стало? Да их всех стерли с лица земли, ну, кому были нужны свидетели? Как говорили наши пленные, кто же будет вспоминать, и искать тех, коих уже давным-давно считают мертвыми? Вот они и оказались в безвозвратной дороге, откуда не было пути назад. Только я и уцелел. Но даже не помню как…  А помню я лишь дул винтовки, которого этот армянин приставил к моему виску, а затем я сомкнул глаза. А когда я их открыл, то остров был опустошен, все куда–то ушли и оставили меня здесь помирать в одиночестве. Те  даже скупились оставить мне хотя бы один глоток воды. – жаловался Мехмет на жажду, как Тюркан, сразу же приласкав мальчика, убедительно высказалась:

–       Послушай, Мехмет, мы обязательно отсюда выберемся. И я дам тебе много воды, я отвезу тебя домой. Я тебе обещаю.

–       Но мне хочется именно к тебе. – снова попросил мальчик у незнакомой женщины об одолжении, на что Тюркан, больше не сумев овладеть с собой, промолвила:

–       Ладно, сынок, договорились. Я отвезу тебя к себе, отвезу, да и не дам тебя в обиду.– сказала она вся в слезах, как вдруг донесся до ее слуха звон и она, взволнованно спросила: - Что же, что же это за звон?